Загрузка...В области эстетики в сороковых — шестидесятых годах XIX столетия в России происходила острая борьба двух враждебных по своему классовому содержанию направлений. В условиях господства религии, мистики консервативные и либеральствующие слои общества находились под влиянием реакционной стороны немецкой идеалистической философии. В области эстетики это находило свое выражение в теории так называемого «чистого искусства». Основной вопрос в ней: что является источником красоты — прекрасное в самой жизни, или «идея» прекрасного — решался в пользу последней. Идеальное принималось за первичное, предшествующее реальному, материальному; эстетические «ценности» и «формы» рассматривались оторванно от общественной жизни и природы.
В своей докторской диссертации «Историческое развитие теории прозы и поэзии» магистр Харьковского университета Метлинский всячески восхвалял идеалиста Платона за его учение о «вечных мыслях, врожденных нашему разуму, вечных образцах всего истинного, доброго, изящного», превозносил мистиков-идеалистов средневековья (Плотина, «блаженного Августина»), немецких философов-идеалистов (Канта, Шеллинга, Гегеля) и делал вывод: «Назначение искусства — воссоздать красоту возможно чистою, полною, светлою, как отблеск божественного совершенства. Художник не находит на земле такой красоты…» (См. «Историческое развитие теории прозы и поэзии». Рассуждение магистра Амвросия Метлинского. Харьков, 1850, стр. 10, 54.).
Такую же позицию занимал украинский буржуазный националист, идейный противник Шевченко, Н. Костомаров, кстати говоря, друг А. Метлинского. Он выступал против материализма французских энциклопедистов XVIII в. и русских революционных демократов — Белинского и Чернышевского. «Религиозность» и «поэтичность», по Костомарову, совпадают. Он лгал на украинский народ, заявляя, что «его поэзия религиозна», что представление о прекрасном зиждется на религиозной вере и недоступно анализу, так как «вера убивает анализ» (Исторические монографии и исследования Николая Костомарова, т. I, стр. 275—276.). Ясно, что такое понимание принципов красоты влекло за собой полнейшее отрицание классовой сущности эстетики.
В таком же духе продолжали украинские буржуазные националисты и позже. М. Евшан утверждал, например, что «…действительно, всякое искусство делается религией, вытекает из религиозных ощущений». «В эстетике его (Шевченко.— М. Н.) таким образом основным элементом делается религиозный элемент»,— писал он же в другом месте.
Воспитанный на литературе сороковых годов и прекрасно разбиравшийся в идейно-политической обстановке того времени, Чернышевский был совершенно прав, когда считал, что во главе нового идейного направлениях в 40-х гг. стоял Виссарион Белинский. Тогда составилось, говорил Чернышевский, «…одно большое литературное общество, главным органом которого в литературе, до начала нашего журнала («Современника».— М.Н.), были «Отечественные записки» (с 1840, особенно 1841 года по 1846 год); главным действователем в «Отечественных записках» того времени был Белинский» (Н. Г. Чернышевский. Избр. философ, сочинения. 1938, стр. 470.). По свидетельству Чернышевского, к этому направлению примыкали все передовые, даровитые люди того времени (Грановский, Огарев, Станкевич, Лермонтов, Кольцов, Некрасов, Тургенев, Гончаров и др.).
Шевченко также не мог не увлечься передовыми эстетическими воззрениями Белинского, а затем Чернышевского. И в то же время он выступал самобытно и оригинально.
Великий Чернышевский правильно понимал связь между философией и эстетикой. В «Очерках гоголевского периода русской литературы» (1856) он писал, что действительное несогласие в эстетических убеждениях было только следствием несогласия в области коренных основ философского мышления.
Эта мысль нашла свое отражение и в произведениях Шевченко. Поэт, писатель, живописец, скульптор, композитор, по мнению Шевченко, черпают материал для своего творчества из жизни, природы. Философский материализм, естественно, является теоретической основой реализма в искусстве.
Исходя из принципов реализма, Шевченко вел решительную борьбу против идеализма в эстетике. На позиции идеализма, как мы уже отмечали, находился раскритикованный Тарасом Шевченко К. Либельт, автор книги «Estetyka…». Подчеркивая точку зрения сторонника «чистого искусства», Либельт таклазвал один из разделов этой книги: «Искусство как самоцель» (Estetyka… Karola Libelta, т. I, 1854, стр. 51—55.). Либельт решительно воюет против «французских материалистических философов», отрицает «практическое», общественное значение искусства, его связь с реальной жизнью. Прочтя эту книгу Либельта, Шевченко записал в дневнике, что он выступит против «безжизненных ученых эстетики, этих хирургов прекрасного», выкидывающих из искусства его реальность, жизненность и пытающихся оставить красоту в ее «чистой», «вечной» форме.
В своем художественном творчестве Шевченко блестяще претворил этот метод реализма. Шевченко прежде всего поэт, писатель. Именно в этой области нашли свое наиболее яркое проявление основные черты его эстетических воззрений, которые и являются предметом исследования в этой главе (эстетические взгляды, высказанные им в области живописи, гравюры и музыки, могут быть предметом специального исследования).
Эстетические воззрения Шевченко сложились не сразу. В конце 30-х — в 40-х гг. они находили свое выражение непосредственно в поэзии. Но судя по его отдельным высказываниям, например, в предисловии к предполагаемому изданию «Кобзаря» 1847 г., в дневниковой записи за 10 июля 1857 г., в которой излагаются утверждения, относящиеся к 40-м гг., можно сделать вывод, что уже тогда его мысли развивались в направлении глубоких теоретических обобщений, которые он более или менее полно изложил в своем дневнике позднее, в 50-х годах.
Направленность творчества Шевченко прекрасно понимал украинский поэт-революционер П. Грабовский. В статье «Кое-что о поэтическом творчестве» он писал: о Шевченко не скажешь, «что он был поэтом «искусства для искусства», потому что вся его творческая деятельность находилась в полном противоречии с этой бессмысленностью. Шевченко был поэтом-борцом, самым лучшим общественным деятелем; он всегда знал, куда идет и зачем. В своем поэтическом творчестве он имел в виду только человека и его счастье…» (Павло Грабовский. Вибрані твори, Київ, 1949, стр. 319—320.).
Шевченко иногда применяет такое выражение, как «божественное» искусство. Но подобные слова не имеют у него религиозного смысла, как это пытаются изобразить буржуазные националисты; в данном случае слово «божественное» выражает высшее проявление любви, уважения к искусству, преклонения перед его ролью, его громадным значением в жизни общества.
Природа, жизнь людей, говорил Шевченко, находят свое отображение в искусстве в виде индивидуализированных образов, картин и т. п. В подтверждение своей мысли Шевченко ссылается на Брюллова. «Великий Брюллов,— пишет он,— черты одной не позволял себе провести без модели, а ему как исполненному силою творчества казалось бы это позволительным» (V, 66).
Шевченко крепко усвоил этот принцип и придерживался его в своем творчестве. Будучи в ссылке, он задумал написать серию картин под названием «Притча о блудном сыне», в которых имел в виду изобразить нравы современного ему «купеческого сословия». «Для исполнения задуманного мною сюжета,— пишет он в письме к Бр. Залесскому 8 ноября 1856 г.,— необходимы живые, а не воображаемые типы. А где я их возьму в этом вороньем гнезде» (V, 350).
Уже первая поэма Шевченко — «Катерина» по своему содержанию является реалистической. Поэт не только отображает в ней конкретные тяжелые условия жизни крестьянской девушки в эпоху крепостничества, «о и осуждает крепостнический общественный строй.
При подготовке к созданию своей поэмы «Гайдамаки» Шевченко, как известно, добросовестно собирал материал (предания, рассказы стариков и т. д.). Н. Добролюбов был совершенно прав, когда отмечал реалистичность, историческую правдивость «Гайдамаков». В рецензии на «Кобзаря» Добролюбов писал: «Поэт совершенно проникается настроением эпохи, и только в лирических отступлениях виден современный рассказчик» (Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений в шести томах, т. II, стр. 566.).
Так же тщательно Шевченко подбирал материал для поэмы «Еретик». Чужбинский рассказывает, что Шевченко перечитал все возможные источники, относящиеся к гуссистскому движению и к той эпохе, обошел весь Киев в поисках чехов для того, чтобы в личной беседе с ними лучше выяснить общественно-бытовые условия жизни чешского народа, великую борьбу которого он отобразил в своей поэме («Русская старина», 1880, январь — апрель, стр. 594.).
В поэме «Гайдамаки» Шевченко правдиво показал социальные причины народной войны: гнет магнатов, польской шляхты, закрепостивших украинское крестьянство; показал одновременно переплетение этого гнета с дикими религиозными притеснениями украинского крестьянства, связанными с проведением католической церковью так называемой унии. Поэт верно отобразил главную движущую силу войны — крепостное крестьянство, роль Запорожской Сечи.
Все творчество Шевченко является результатом глубокого изучения конкретной действительности.
Критический реализм не тождествен с простым фотографированием, с эмпирическим, подражательским описанием явлений и
событий. Точка зрения эмпиризма исключает творческий момент в художестве. И это прекрасно понимал Шевченко. Он предостерегал от упрощенческого понимания проблем эстетики. «Я не говорю,— писал он,— о дагеротипном (фотографическом.— М. Н.) подражании природе: тогда бы не было искусства, не было бы творчества, не было бы истинных художников…» (V, 66).
Настоящее творчество художника действительно заключается в умении подметить в природе, в жизни типичное, характерное, растущее, новое, незаметное на первый взгляд; показать старое, отживающее, умирающее, пути его гибели, его губительные силы, может быть незаметные, невидимые другим людям; показать развитие, пути движения вперед, раскрыть все это в образах, на живых конкретных примерах, в индивидуализированной форме.
Тарас Шевченко в основном шел к пониманию этих сторон эстетики. Замечательная способность Шевченко как художника заключалась в том, что он умел подмечать типичное. Это — закон прогрессивной эстетики, без этого не может быть подлинного художественного произведения, живущего в веках.
Энгельс писал: «На мой взгляд, реализм предполагает, помимо правдивости деталей, правдивость в воспроизведений типичных характеров в типичных обстоятельствах» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1947, стр. 405.). Задачи писателя, говорил Гоголь, заключаются в том, чтобы «…вызвать наружу все, что ежеминутно перед очами, и чего не зрят равнодушные очи… и крепкою силою неумолимого резца… выставить их выпукло и ярко на всенародные очи» (Н. Гоголь. Избранные произведения. Изд-во «Моек, рабочий», 1948, стр. 750.).
Эпоха Шевченко характеризуется обострением кризиса феодально-крепостнического общества и вызреванием революционной ситуации. В этом прежде всего выявляется типичность всех событий. И именно отображение этого мы видим прежде всего в творчестве Шевченко.
Поэт далек был от поверхностного, рабского подражания природе, жизни. Он всегда отстаивал естественно-правдивое, реалистическое искусство, в котором художник активно вмешивается в жизнь.
В письме к Залесскому Шевченко верно отметил значение творческой мысли в реализме: «Великий Брюллов говаривал бывало: «не копируй, а всматривайся», и я совершенно верю бессмертному Брюллову» (V, 306). Людей, не умеющих «всматриваться» и подмечать характерное, Брюллов называл «кропунами». «А кропанье, по словам великого Брюллова,— подчеркивает Шевченко,— верный признак бездарности…» (V, 89) (Приводя эти высказывания Брюллова, мы вовсе не утверждаем, что он целиком встал на реалистические позиции в своем творчестве. Так, Шевченко отмечает, что Брюллов «строжайше запретил брать сюжеты из чего бы то ни было, кроме библии, древней греческой и римской истории (IV, 177). Шевченко видел, таким образом, и слабые стороны Брюллова.).
В предисловии к предполагаемому изданию «Кобзаря» (1847) Шевченко подверг резкой критике такой поверхностный подход писателя к явлениям общественной жизни: писатель, говорил он, должен смотреть на -народ не панскими глазами, а глазами самого народа. Только тогда можно подняться выше эмпирического описательства и правильно оценить отдельные явления общественной жизни.
Поскольку творчество поэта и писателя не является простым описательством предмета или явления, оно, по мнению Шевченко, не исключает, а наоборот, предполагает необходимость фантазии. Но фантазия эта не должна быть чем-то беспочвенным, лишенным основания, а «опираться на положительное» (V, 355).
Этот принцип допущения в творчестве фантазии, идущей в направлении правильного, типичного отображения конкретной исторической действительности, Тарас Шевченко весьма успешно применял к своей поэзии. Так, например: в поэме «Гайдамаки» один из важнейших персонажей — Галайда, по выражению Шевченко в предисловии,— «наполовину выдуман». Такое до-фантазирование образа Галайды ни в коей мере не снижает реальности исторического отображения целой эпопеи великой борьбы украинского народа.
С позиции реалистического понимания фантазии Шевченко резко критикует идеалиста Либельта за его мистическое понимание «вдохновения». Либельт серьезно верит в то, замечает Шевченко, что «…будто бы Иосиф Вернет (французский художник Клоб Жозеф Верне.— М. Н.) велел себя во время бури привязывать на марсах к мачте для получения вдохновения». И это пишет человек, говорит Шевченко, «так важно трактующий о вдохновении… Какое мужицкое понятие об этом неизреченно божественном чувстве! И этому верит человек, пишущий эстетику, трактующий об идеальном, возвышенно-прекрасном в духовной природе человека» (V, 60).
Сказано совершенно ясно. Это прямо бьет по измышлениям украинских буржуазных националистов. Так, искажая истину, националист Евшан писал, будто поэзия Шевченко вытекает из «религиозного духа» и что поэт творит «в момент ясновидения, экстаза, самозабытия» ( «Українська хата», 1910, № 4, стр. 250, 252.).
Источником творчества Шевченко считал, как было уже сказано, природу, жизнь людскую. Но значит ли это, что красота реальной действительности сильнее действует на человека, нежели произведения художественного творчества? Нет, это не всегда так бывает. Если бы это всегда было так, то не было бы необходимости в художественном творчестве. «Высокое искусство (как я думаю),— писал Шевченко,— сильнее действует на душу человека, сильнее, нежели самая природа. Какая же непостижимая божественная тайна сокрыта в этом деле руки человека, в этом божественном искусстве? Творчеством называется эта великая божественная тайна…» (IV, 271).
Шевченко не раскрыл сущность этого творчества. Но это хорошо сделал его современник и единомышленник Н. Г. Чернышевский. В работе «Эстетические отношения искусства к действительности» он писал: «…в них (произведениях искусства.— М. Н.) все выставлено на показ, объяснено самим автором, между тем как природу и жизнь надобно разгадывать собственными силами» (Н. Г. Чернышевский. Избр. философ, соч., стр. 360.).
Сторонники теории «чистого искусства» пытаются скрыть свои классовые позиции и изобразить искусство чем-то надклассовым. Шевченко со всей решительностью выступал против подобной маскировки. Он демонстративно называл себя «мужицким» поэтом. Еще в первые годы своего творчества, выпуская отдельным изданием поэму «Гайдамаки», поэт в обращении к подписчикам называл свою книгу «мужицкой» и упрекал «паничів» в том, что они стыдятся видеть свою «благородную фамилию» в «мужицкой книжке». Шевченко нисколько не смущало то, что аристократы называли его «мужицким» поэтом. В письме к Тарновскому 25 января 1843 г. он писал: «…пусть я буду и мужицкий поэт, лишь бы — поэт; мне больше ничего и не надо» (V, 255).
Известно, что когда М. И. Глинка написал свою знаменитую оперу «Иван Сусанин», великосветская аристократия высокомерно осудила композитора за его «мужицкий сюжет» и за «грубость» простонародной музыки; кое-кто презрительно назвал оперу «кучерской, музыкой». Глинка же на это едко ответил: «Это хорошо и даже верно, ибо кучера, по-моему, дельнее господ…».
Позднее, в 1847 г., в предисловии к предполагаемому изданию «Кобзаря», характеризуя свою позицию в литературном творчестве, Шевченко применяет такое выражение: «На наші мужицькі очі». Здесь он довольно подробно раскрывает всю глубину своего понимания народности. Он упрекает Квитку-Основьяненко в том, что в его произведениях отсутствует под
линная народность, критикует за недостаточную народность произведений философа и поэта Сковороду. Особенно резко он отзывается о Гулаке-Артемовском, который «в паны постригся» (Тарас Шевченко. ПЗТ, т. I, стр. 375.).
Шевченко выступал против «теории» «единого потока» в искусстве. Искусство он рассматривал как одну из форм многосторонней классовой борьбы, хотя непосредственно такого выражения мы у него не встречаем.
Без классового в конечном счете отношения к окружающей действительности (хотя художник не всегда это осознает), без защиты художником вольно или невольно идей того или иного класса в борьбе с идеями другого класса невозможна типизация явлений действительности, невозможен отбор существенного. В этом проявляется один из законов эстетики.
Отображение борьбы против крепостнического строя отвечало объективному ходу развития общества, пропаганда таких идей мобилизовала и развивала силы, ведущие к гибели феодализма. В творчестве Шевченко так же, как и в творчестве других революционных демократов, ставились коренные проблемы развития общества, от решения которых зависела судьба народа, судьба родины. И в этом заключается громадная познавательная ценность и воспитательное значение художественного творчества Шевченко.
Правдивость в отображении действительности — решающий принцип прогрессивной эстетики. Он и является, естественно, главным принципом присущего Шевченко художественного метода реализма.
Реализм органически сочетается в творчестве Шевченко с революционным романтизмом. Это ясно видно из таких его произведений, как «Гайдамаки», «Вернак» и других, где изображается героика революционной борьбы крестьянства.
Реализм творчества Шевченко заключался в художественном отображении народной правды, справедливой борьбы крестьянства против крепостнического и национального гнета. Но было бы совершенно неправильно народность его творчества сводить к простонародности в смысле приспособленчества к отсталым слоям трудящихся, как пытался сделать, например, И. Иванов в своей публичной лекции в г. Екатеринославе (1905 г.), заявив, что Шевченко в своей поэзии «не. имеет в виду интеллигентного читателя» («Киевская старина», 1905, май, стр. 172—173.).
Это грубое искажение. Шевченко отражал интересы простого народа, обращался прежде всего к нему, стараясь поднять уровень его культуры, степень его сознательности, но вовсе не подлаживался под народ. Когда реакционная пресса, в частности, журнал «Библиотека для чтения», пыталась в извращенном: виде изобразить народность поэзии, Шевченко в своем предисловии к предполагаемому изданию «Кобзаря» так едко ответил: «Наша книжка как попадется в их руки, то они аж вопят да хвалят то, что наихудшее… Преочаровательно в чарах тех вот что: …шинки, свиньи и пьяные бабы. Может быть это по их утонченной натуре и правда хорошо. А с нашей мужицкой точки зрения это очень плохо» (Тарас Шевченко. ПЗТ, т. I, стр. 374.). Лучшим доказательством глубокой народности творчества Шевченко является само содержание его поэзии, его русских повестей.
Шевченко не считал художественное творчество забавой праздных аристократов. Искусство, по его мнению, должно быть поставлено на службу простого народа, ибо оно есть средство борьбы за насущные нужды трудящихся. В этом поэт был единодушен с Белинским, который писал: «Отнимать у искусства право служить общественным интересам — значит не возвышать, а унижать его, потому что это значит — лишать его самой живой силы, т. е. мысли, делать его предметом какого-то сибаритского наслаждения, игрушкою праздных ленивцев» (В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. X, стр. 311.).
Идея народности пронизывает как литературное творчество, так и творчество Шевченко в области живописи. Оно заслуживает специального большого исследования. Здесь мы приведем только несколько примеров, чтобы показать проявление народности в творчестве, глубокий социальный смысл ряда его произведений, отвечающий его общему революционно-демократическому мировоззрению.
Художник И. Е. Репин как-то говорил, передавая слова своего учителя И. Н. Крамского, что «художник есть критик общественных явлений: какую бы картину он не представил, в ней ясно отразится его миросозерцание…» (Книга для чтения по истории русского искусства, вып. IV. М.— Л., 1948. стр. 147.). И это мы видим в творениях Шевченко. В 1844 г. он изготовил офорт «Солдат и смерть», изобразив сидящего солдата и стоящую перед ним смерть в виде скелета человека с косой в руке. Политическая идея была выражена в самой доходчивой форме. В своей картине «Наказание шпицрутенами» художник осудил палочный режим в царской армии.
Возвращаясь из солдатской неволи, Шевченко решил заняться такой областью искусства, как гравюра. «Быть хорошим гравером,— писал он в дневнике,— значит быть распространителем прекрасного и поучительного в обществе. Значит быть распространителем света истины. Значит быть полезным людям… Прекраснейшее, благороднейшее призвание гравера. Сколько изящ
ных произведений, доступных только богачам, копилось бы в мрачных галереях без твоего чудотворного резца?» (V, 34). И в этой области Шевченко достиг громадных успехов. За свои прекрасные работы он в 1860 г. был избран в Академию Художеств академиком гравирования.
Где бы Шевченко ни был, он всегда был связан с народом, жил для народа, боролся за его интересы.
Для народности Шевченко характерна тесная органическая связь с фольклором. Эта тема может быть предметом специального исследований. В гл. I уже было сказано о значении фольклора для творчества Шевченко. На интересующую нас тему великий русский композитор М. И. Глинка высказал в свое время фразу, ставшую теперь крылатой: «Музыку создает народ; мы, композиторы, ее лишь аранжируем…». Если перефразировать эту мысль применительно к поэзии, то безошибочно можно сказать: ни к кому другому из поэтов это так не относится как к Тарасу Шевченко. Народное творчество и творчество поэта Шевченко так тесно переплетаются между собой, что некоторые исследователи затруднялись иногда определить, где кончается одно и начинается другое.
Шевченко, однако, не выступает в роли простого подражателя. Беря идейное наследие народа, он творчески перерабатывает его и поднимает на новую, высшую ступень как в смысле идейного содержания и политической остроты, так и в отношении красоты художественной формы.